Трагическая новость: не стало любимой многими писательницы. Мы дружили с Татьяной, часто созванивались. Это — одно из последних интервью писательницы нашему сайту
Татьяна Полякова из той категории людей, которые с детства знали, кем будут. Она, например, с раннего возраста собиралась стать писателем и никаких других вариантов даже не рассматривала.
— Татьяна, обычно в детстве девочки хотят стать актрисами или певицами. А вы вдруг — сразу писательницей. Почему?
— Подвиг меня на это смешной момент: я узнала, что писатели не ходят на работу. И мне это так понравилось, что я решила: стану писателем. Дело в том, что родители много работали. И не могли меня устроить ни в ясли, ни в садик, поэтому оставляли дома одну. Я очень рано научилась читать. И так как у меня было много времени, когда я была предоставлена самой себе, то читала. И идея писательства мне очень понравилась. Я посчитала, что это замечательная работа. Потом это приобрело некий флер, что я буду ездить по всему миру, писать что-то. Было такое детское представление. Все это происходило в советское время, поэтому было смешно. А сейчас — реально. Я класса с четвертого начала писать. Рассказы какие-то. И в школьной стенгазете была выпускающим редактором.
— Какую из своих книг вы можете назвать любимой?
— Нет у меня любимых. Любой автор считает, что любимую он не написал, она впереди. Я из таких и тешу себя надеждой, что напишу что-нибудь по- настоящему классное, если звезды сойдутся.
— Как вы пишете — есть ли у вас какие-то собственные секреты?
— Я всегда отталкиваюсь от эмоций. Надо поймать нужную эмоцию. Чтобы что-то заработало внутри. Можно назвать это вдохновением, какая разница. Просто что-то должно послужить толчком, прийти это может когда угодно. Это неконтролируемое. Я много раз пыталась попасть в этот момент. Но самую точку сложно ухватить. Главное — поддерживать в себе состояние напряженной радости. Когда ты ходишь, думаешь. Ищешь эмоцию.
— И как вы поддерживаете это состояние?
— За двадцать с лишним лет это как у собаки Павлова. Свет моргнул, и слюна потекла. Просто ты знаешь, что тебе пора работать. Мозги нужно включать. И вот у тебя с утра состояние на подъеме, и ты его всячески поддерживаешь. Много гуляю пешком — думается хорошо, когда шагаешь. Музыку слушаю. Есть, например, композитор, который действует на меня безотказно, — Верди. Считаю, что у него хоры замечательные в операх. Это всегда на подъеме. В общем, говоря примитивно, начинаешь пристально разглядывать окружающий мир. И пытаешься что-то увидеть. Но я и живу по такому принципу. Я очень внимательна к тому, что происходит вокруг меня. Приглядываюсь, присматриваюсь. И вот сначала появляется это состояние, потом — идея или отголоски. Иногда эта идея нравится, а иногда нет. Если понимаешь, что нет, — охладеваешь. В этом состоянии желательно себя поддерживать. Главное, чтобы это было. Ну и потихонечку сюжет выстраивается. Ну а дальше — самое простое, как из этого сделать детектив.
— Вы сказали о Верди. Как часто бываете на концертах классиков?
— Очень люблю оперу и балет, симфоническую музыку. Органную музыку люблю, но у нас не везде с ней гладко. Вот в костеле польском очень хороший орган. Хожу туда, у них регулярно бывают концерты. Когда что-то застопорилось в работе, нет ничего лучше, как пойти на концерт инструментальной музыки. Где нет слов. Где ты можешь сосредоточиться. И в этом плане хороша опера. Того же Верди исполняют на итальянском. Тебе не мешают слова, ты можешь в этот момент воображать все что угодно. Находиться там, где тебе хочется. И это здорово.
— Близкие люди помогают или мешают в работе?
— Сын, когда ему было семнадцать лет, уехал учиться в Санкт-Петербург. И, как водится, после учебы там и остался. Теперь он говорит: «ваша Москва». Жалуется: мол, как ни приедешь, одни пробки. Такое ощущение, что Питер — благословенный беспробочный город! Надежда, что он вернется в Москву, тает с каждым годом. У него семья там. Мы же здесь вдвоем с мужем. Мешать, по большому счету, некому. А так как двадцать лет мы живем вместе, то все распределилось так, что мне никто не мешает. И муж следит за тем, чтобы другие люди не помешали. Когда я работаю, именно муж обычно отвечает на звонки.
— Двадцать лет вместе? Серьезная дата! Поделитесь секретом, как можно сохранить семью…
— Нужно выбирать себе в спутники порядочных людей. Вот и все. Нужен человек, которому ты будешь потом доверять. Молодость быстро проходит. Вот сейчас мне шестьдесят, и я понимаю, как это оглушительно быстро. Было тридцать, какое-то время сорок, и вдруг — здравствуйте, приехали, с сентября месяца пойдет седьмой десяток. Это ошарашивает. Откуда что взялось? Те вещи, которые занимают людей в молодости, они постепенно куда-то растворяются. Назовите это мудростью, не знаю. Как угодно это можно назвать. Просто человек становится разумнее в ущерб чувствам. Но это все зависит от вашего настроения. Я предпочитаю говорить так: немножко умнеешь с возрастом. И понимаешь: то, что тебя занимало в годы молодости и юности, не имеет серьезного значения в нынешние годы. А вот что имеет значение на всю жизнь — это доверие, уверенность в том, что твоя семья тебя поддержит. Уверенность в том, что ты один не останешься, что тебя возьмут за руку в трудную минуту. Это очень важно. Конечно, это важно всегда и для всех, просто в юные моменты мы о таком не думаем. Поэтому если у вас есть желание прожить долго и счастливо, то исходить нужно из этих соображений. Хотя часто люди видят, что человек им не подходит, но зачем-то продолжают отношения. Я сама часто пишу об этом в своих книгах. У меня выработалась твердая убежденность: нет никаких правил долгой и счастливой жизни. Хотя сейчас на советах по этому поводу некоторые люди делают огромные деньги. Но на самом деле я, по своему легкому ехидству, всегда интересуюсь семейным положением говорящего и обучающего. И, как правило, у них все не очень гладко. А вообще, по моему мнению, нет никаких правил. Гарантий, если делать так, то все у тебя будет хорошо. Поэтому я для себя вывела такую формулу: кто счастлив, тот и прав. Получилось все, вот и хорошо. А у другого — с точностью до наоборот, а он тоже счастлив. И слава богу. Поэтому я думаю, тут очень все индивидуально — твое отношение к жизни и все остальное. Складывается или не складывается.
— Я знаю, что вы — заядлый коллекционер. Что собираете? И зачем?
— Правда, коллекционирую. Ой, у меня столько всего… Я только где-то около полутора десятков лет собираю чашки российского фабриканта Кузнецова. И собираю весь фарфор российский дореволюционный. Только чайные пары. Но Кузнецов у меня в любимчиках. Я его люблю за купеческий размах, за его позолоту. Да и моя прабабка — купчиха из Китай-города. Наверное, гены пробуждаются при виде этих чашек. Правда, сейчас эти чашки в хорошем состоянии достать тяжело. Вы же понимаете, что самой молодой из них сто два года. А это — возраст для фарфора. Поэтому каждая находка для меня большая радость. В Питере была на «блошке», подошла к «своим», говорят: беда, нет. Сейчас достать очень сложно. С трещинками есть, но я такие не беру, потому что я из них чай пью. Они от чая расширяются, поэтому если чашка с трещиной, то ее быстро лишишься. До этого долгое время собирала коллекцию ангелов. Еще были пасхальные яйца. Коты, которых сейчас раздариваю. Некуда расставлять. Но к чему душа лежит, оставляю. И еще у меня различные статуэтки советские. Но это из моего детства. Мое детство советское, тут другого быть не может. И балеринки, и прочее. Мне их дарили подружки на дни рождения в детстве. Я же занималась балетом, вот мне и дарили.
— Что в будущем, какая книга?
— У меня выходит новая книжка под названием «Дневник чужих грехов». И она для меня немного нестандартная. А нестандартная тем, что моя героиня — не юная и прекрасная девушка, как все привыкли (даже я сама), а женщина за сорок. Точный возраст я не называю. Дабы не возбуждать аудиторию. Ведь для многих девушек сорок лет — это глубокая старость. И чего же там читать про этих бабушек. Просто объявлено, что сын взрослый, учится в высшем учебном заведении. Понятно, что тетенька взрослая. Это сплав детектива и истории семьи на фоне двадцатого века. История была богатая. И вот на примере одной семьи я постаралась об этом рассказать. Мне было это делать интересно. Долго к этой книжке подходила. Все откладывала на потом. Было внутреннее ощущение неготовности. А тут по весне поняла, что либо сейчас, либо никогда. Села и написала. Сейчас боюсь, как ее воспримет читатель. Он ведь, читатель, человек особенный. Он не любит, с одной стороны, повторений, но при этом не любит чего-то нового. Некая зона безопасности, где ты понимаешь, что получишь удовольствие. Поэтому жду и надеюсь!
